Ишимская равнина

Иши́мская степь (Иши́мская равни́на, Ишимская возвышенность) — южная часть Западно-Сибирской равнины, в междуречье Иртыша и Тобола. Административно расположена на территории Курганской, Тюменской и Омской областей России, а также в Северо-Казахстанской области. На территории Казахстана также известна как Северо-Казахстанская равнина.

Из Википедии — свободной энциклопедии

Иши́мская степь (Иши́мская равни́на, Ишимская возвышенность) — южная часть Западно-Сибирской равнины, в междуречье Иртыша и Тобола. Административно расположена на территории Курганской, Тюменской и Омской областей России, а также в Северо-Казахстанской области. На территории Казахстана также известна как Северо-Казахстанская равнина.

Рельеф и гидрография

Протяжённость равнины с севера на юг и с запада на восток составляет около 500 км. Занимаемая территория ограничена Казахским мелкосопочником на юге, долиной реки Тобол на западе и долиной рекой Иртыш на востоке; на юго-востоке переходит в Павлодарскую равнину, а на севере — в Среднеиртышскую низменность. Высота над уровнем моря — 120—140 м. Равнина сложена песками и глинами неогенового возраста, перекрытыми чехлом лёссовидного суглинка.

Поверхность представляет собой плоскую равнину, которая осложнена гривами, ложбинами, котловинами и широкими, неглубокими долинами рек. Среди осложнений рельефа выделяется Камышловский лог, пересекающий равнину с запада на восток и занятый цепочкой озёр.

Реки Ишим и Иртыш протекают в хорошо разработанных долинах, поймы которых заняты заливными лугами. Их притоки маловодны и летом нередко пересыхают.

В понижениях и долинах большое количество пресных, горько-солёных и солёных озёр — преимущественно малых, с заболоченными берегами. Лето некоторые небольшие озёра также пересыхают.

Климат

В лесостепной полосе амплитуда среднемесячных температур составляет 37-38°. Зима умеренно холодная (средняя температура января −18 −20°, наиболее сильные морозы до −48 −52°). Лето тёплое: средняя температура июля 18,5-19,5°, максимумы доходят до 38-40°. Сумма температур выше 10° — от 1850 до 2100°. Увлажнение не вполне устойчивое; в течение года выпадает 300—400 мм осадков, главным образом в тёплый период (250—300 мм). Во второй половине зимы мощность снежного покрова доходит до 30-45 см, но залегает он неравномерно.

Для степной зоны характерны сравнительно высокие летние температуры и заметное увеличение продолжительности вегетационного периода (до 170—175 дней) и сумм его температур (2000—2400°). Однако осадков здесь выпадает мало; их годовое количество обычно не превышает 300 мм, местами же уменьшается до 240—260 мм (Кокшетау — 252 мм, Павлодар — 260 мм). Лето сухое и жаркое. Средние температуры июля 19-22°, но в отдельные дни жара может достигать 38-42°. Наибольшее количество осадков выпадает летом, в среднем 35-40 мм за месяц. Однако высокие температуры воздуха и сильные ветры, которые наблюдаются в эти месяцы, обусловливают большое испарение (до 85-95 % годовой суммы осадков). Поэтому влаги в почву поступает мало. В среднем раз в три года посевы зерновых страдают от засухи, особенно в первую половину лета. Случаются и кратковременные суховеи, иногда сопровождающиеся пыльными бурями. Относительная влажность воздуха во время суховеев может понижаться до 11-20 %, температура повышается до 39-40°, а на поверхности почвы даже до 62-65°.

Зима достаточно продолжительная и холодная. Средняя температура января — 16 — 22°, а морозы в отдельные дни достигают −40 −50°. Снежный покров устанавливается поздно и в первую половину зимы имеет небольшую мощность, в связи с чем наблюдается глубокое (до 1-1,3 м) промерзание почвы. Лишь в феврале — начале марта мощность снежного покрова достигает 16-30 см, но на повышениях она много меньше. Продолжительность периода с устойчивым снежным покровом — 130—160 дней. Весна наступает поздно, она здесь короткая и засушливая. Осень непродолжительная и сухая в первой своей половине

Отрывок, характеризующий Ишимская равнина

– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.

– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.

– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…

– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.

Петя молча ходил по комнате.

– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.

– Молчи, Петя, какой ты дурак!…

– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.

– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»

– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…

– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.

– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!

– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.

Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.

– Ты напишешь ему? – спросила она.

Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.

– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.

– И тебе не стыдно будет писать ему?

Соня улыбнулась.

– Нет.

– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.

– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.

– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.

– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.

– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.

Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.

– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.

Граф приложил ухо к замку и стал слушать.

Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.

– C’est fait! – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.

Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.

– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.

Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.

Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.

– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…

Поделитесь в соц.сетях:

Оцените статью: (Пока оценок нет) Загрузка...

Читайте также:

Полезные ископаемые Западно-Сибирской ра... Народы севера Сибири — излагаем в... Коренные народы Западной Сибири... Среднесибирское нагорье: изучайте с нами...